Призвание. Как найти то, для чего вы созданы, и жи - Страница 20

Меня никогда не заставляли быть похожей на других детей. Я не одевалась так, как они. Я не выглядела так, как они. И моя семья не ждала от меня такой схожести.

Поэтому со временем я начала делать то, что считалось немного странным. Моя мать была модельером одежды и, как я считаю, художницей, хотя сама она никогда себя так не называла. Она много помогала мне, однако никак не могла решить для себя, хорошо ли, когда искусство становится делом всей жизни».

Когда Фейт наконец-то стала постоянно ходить в школу, она заметила, что испытывает неподдельное вдохновение и эмоциональный подъем на уроках рисования.

«Уже в начальных классах у нас началось рисование. Это был великолепный опыт. Просто великолепный. Я отчетливо помню, как учителя приходили в восторг от некоторых моих работ, а я удивлялась: почему они думают, что это так хорошо? Но никогда ничего не говорила. Как-то в седьмом или восьмом классе наша учительница на одном из занятий хотела помочь нам сделать попытку увидеть не глядя. Она предложила нам нарисовать таким способом цветы. Я сказала: «О боже, я не хочу, чтобы она это видела, это просто ужасно». А она подняла мой рисунок и сказала: «Да это же просто чудесно. Посмотрите на него».

Сейчас я понимаю, почему ей это понравилось. В моей работе чувствовалась свобода, и именно это нравится мне, когда я смотрю на детские рисунки. Это выразительно, это чудесно. Это своего рода волшебство, которым обладают дети. Дети не видят в искусстве ничего странного и необычного. Они его принимают, они его понимают, они его любят. Приходя в музей, они свободно смотрят по сторонам и не чувствуют угрозы. А взрослые чувствуют. Они боятся, что увидят послания, которые не смогут расшифровать, в то время как от них будут ждать какой-то реакции, каких-то слов или действий, связанных с увиденными произведениями искусства. Дети же могут просто принять искусство, потому что такова их натура. Они остаются такими до тех пор, пока не начинают критиковать самих себя. А может быть, они утрачивают непосредственность потому, что мы начинаем их критиковать. Я стараюсь этого не делать, однако мир все равно будет их критиковать и оценивать, приговаривая: «Это не похоже на дерево, это не похоже на человека». Пока дети еще маленькие, они не обращают внимания на подобные слова. Они раскрывают смысл нарисованного прямо на ваших глазах. «Это моя мамочка, а это мой папочка, и мы подошли к дому и срубили дерево». И так далее и тому подобное. Дети рассказывают нам все о своих рисунках и искренне считают их чудесными. И я разделяю их мнение. Ведь в своем творчестве они совершенно свободны, а значит – правы.

Я думаю, что дети обладают такими же врожденными способностями к музыке. Их голоса похожи на маленькие звонкие колокольчики. Однажды я проводила в одной из школ сорокаминутные занятия с разными детьми от ясельного возраста и до шестого класса. В ходе каждого занятия дети читали книгу, а затем я показывала им слайды с некоторыми моими работами и учила их петь мою песню «Каждый может летать» («Anyone Can Fly»). Неважно, были это дети ясельного возраста, воспитанники детского сада, первоклассники, второклассники, третьеклассники или четвероклассники, – они просто подхватывали песню! Однако с пятиклассниками уже начинались проблемы. Их голоса больше не походили на колокольчики, дети стеснялись самих себя, а некоторые вообще смущенно отмалчивались и отказывались петь».

К счастью, Фейт никогда не сдерживала себя подобным образом. Ей с раннего детства нравилось исследовать свои творческие способности, и, став взрослой, она сумела сохранить в себе эту искру.

«Думаю, что с той самой минуты, когда я начала изучать искусство в колледже в 1948 году, я знала, что хочу стать художницей. Я не понимала, какой путь выберу, как это произойдет, но была твердо уверена, что это моя цель. Я мечтала стать художницей и заниматься этим всю жизнь. Каждый день нашей жизни дает возможность создать нечто чудесное и может стать таким же восхитительным, как все остальные. Он может принести удивительные открытия, потому что, когда вы рисуете или создаете что-либо, вы всякий раз находите совершенно новые способы делать это».

Творческий потенциал

Я уже упоминал, что люблю спрашивать своих читателей, насколько интеллектуальными они себя считают. Обычно после этого я спрашиваю тех же самых людей, как они оценивают свои творческие способности. И в этом опросе я снова использую десятибалльную шкалу, где 10 баллов являются максимальным значением. Как и при оценке интеллекта, большинство людей помещают себя куда-то в середину шкалы. Примерно из тысячи людей лишь менее двадцати человек оценивают свои творческие способности в 10 баллов. Чуть большее количество присваивает себе 9 или 8 баллов. С другой стороны, всего несколько человек из той же тысячи оценивают свои творческие способности в 1–2 балла. Я думаю, что здесь люди традиционно ошибаются, так же как и в оценке собственного интеллекта.

Однако истинный смысл этого задания открывается, когда я спрашиваю, сколько людей поставили себе разные баллы за интеллект и творческие способности. Обычно при этом поднимает руки большинство – приблизительно от двух третей до трех четвертей аудитории. Почему же так происходит? Думаю, это связано с тем, что большинство людей расценивает интеллект и творческие способности как абсолютно разные вещи. Они полагают, что человек может быть очень интеллектуальным и при этом иметь невысокие творческие способности, и наоборот.

На мой взгляд, это свидетельствует о фундаментальной проблеме. Значительная часть моей работы с организациями посвящена демонстрации неразрывной взаимосвязи интеллекта и творческих способностей. Я твердо верю в то, что невозможно быть творческим и при этом интеллектуально неразвитым человеком. Аналогичным образом высшей формой интеллекта является творческое мышление. В поисках своего призвания чрезвычайно важно понимать истинную природу творчества и иметь четкое представление о том, как оно соотносится с интеллектом.