В девятнадцать лет Брэд увлекался скалолазанием. Ребенком он взбирался на деревья и каменные валуны, а со временем добрался до некоторых высочайших горных пиков Канады. Но однажды, возвращаясь домой после похорон, он уснул за рулем своей машины и упал со скалы высотой почти двести футов.
После этого несчастного случая его тело было полностью парализовано, но в душе он остался альпинистом. Сегодня Брэд вспоминает, что даже в те мучительные минуты, когда, будучи обездвиженным, ждал помощи у подножия скалы, он думал о том, сможет ли парализованный человек заниматься альпинизмом. После восьми месяцев реабилитации Брэд начал общаться с другими альпинистами на тему разработки какого-нибудь приспособления, которое позволило бы ему взобраться на гору. С помощью нескольких приятелей и своего отца Брэду удалось создать механизм с двумя большими колесами сверху и одним, поменьше, снизу. Сидя в таком устройстве, он мог использовать систему шкивов, управляемую при помощи плеч и больших пальцев рук, что позволяло подниматься примерно на фут за одно движение. Этот способ был мучительно медленным, но настойчивость Брэда Здавински была вознаграждена. До травмы его целью было подняться на Ставамус-Чиф – один из крупнейших гранитных монолитов в мире высотой в две тысячи футов. В июле 2005 года он достиг своей цели.
Мы своими руками формируем обстоятельства и реальность собственной жизни. Мы можем изменять их или влиять на них. У людей, которые нашли свое призвание, существенно больше шансов составить четкое представление о своих жизненных целях и найти реальные пути их достижения. Они знают, что личные пристрастия и способности при этом очень важны. Но они знают и то, что наша жизненная позиция, наше отношение к происходящим событиям и к самим себе играют ключевую роль в ответе на вопросы, найдем ли мы свою стихию и останемся ли в ней.
Переболев полиомиелитом, я начал ходить в специальную школу для детей с физическими недостатками. Тогда в Британии это было стандартной процедурой: органы образования переводили всех детей-инвалидов из обычных государственных школ в подобные спецшколы. В возрасте пяти лет мне пришлось ездить на специальном автобусе из нашего рабочего района через весь Ливерпуль в маленькую школу, находившуюся в довольно зажиточном районе. В школе Маргарет Бивен училось около сотни детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет. Все они имели различные заболевания – полиомиелит, церебральный паралич, эпилепсию, астму или гидроцефалию – как один из моих лучших друзей в этой школе.
Мы не особенно ощущали физические недостатки друг друга, хотя многие носили ортопедические аппараты, использовали костыли или передвигались в инвалидных колясках. В такой обстановке причины инвалидности каждого из нас не имели большого значения. Как и обычные дети, мы завязывали дружеские отношения исходя из личных качеств друг друга. Один из моих одноклассников страдал церебральным параличом и значительной мышечной спастичностью. Он не владел руками и разговаривал с огромным трудом. Единственный способ, которым ему удавалось писать, был таким: он зажимал карандаш между пальцами ног и ставил ногу на парту. Несмотря на свой недуг, он был веселым и забавным парнем, нужно было лишь привыкнуть к его напряженным усилиям при разговоре и научиться понимать его речь. Мне очень нравилось проводить время в школе. Кстати, мои детские радости и огорчения были такими же, как и у моих братьев и сестры в их «нормальных» школах. Если уж на то пошло, я, кажется, любил свою школу больше, чем они – свои.
Однажды, когда мне было десять лет, к нам на урок пришел незнакомец. Это был хорошо одетый мужчина с добрым лицом и грамотной речью. Он некоторое время беседовал с нашим учителем, который, как мне показалось, отнесся к посетителю очень серьезно и почтительно. Затем наш гость начал ходить по классу и разговаривать с детьми – нас в комнате было около дюжины. Я помню, что тоже немного поговорил с ним, и вскоре незнакомец ушел.
Не помню точно, но, кажется, спустя день или два меня вызвали в кабинет директора. Я постучал – и голос из-за двери пригласил меня войти. В кабинете я увидел рядом с директором того самого человека, который приходил к нам на урок. Он представился как мистер Страффорд. Позже я узнал, что он был членом группы выдающихся государственных деятелей Великобритании – школьных инспекторов Ее Величества, которых правительство уполномочило представлять независимые отчеты о качестве обучения в школах страны. В ведении мистера Страффорда находились спецшколы северо-запада Англии, включая Ливерпуль.
Между нами состоялась короткая беседа, в ходе которой мистер Страффорд задал мне несколько общих вопросов о том, как у меня идут дела в школе, а также о моих интересах и семье. Несколько дней спустя меня снова вызвали к директору. На этот раз я оказался в другой комнате и встретился с другим человеком, беседа с которым, как я позже понял, представляла собой общий тест на коэффициент интеллекта. Я ясно помню это, потому что во время теста сделал ошибку и очень переживаал. Мой собеседник прочел несколько утверждений и попросил их прокомментировать. Одно из них звучало следующим образом: «Ученые в Америке обнаружили череп, который, как они полагают, принадлежал Христофору Колумбу в четырнадцать лет». Он спросил, что я думаю об этом. Я ответил, что находка не могла быть черепом Христофора Колумба, потому что он не был в Америке в четырнадцатилетнем возрасте.
Выйдя из комнаты, я внезапно понял, какой глупый ответ дал, и вернулся, чтобы сказать своему экзаменатору правильный ответ о том, в чем состоял подвох утверждения. Но из-за двери я услышал, что он разговаривает с кем-то, – и решил не мешать. На следующий день я увидел моего вчерашнего собеседника идущим через спортивную площадку и уже совсем было решился подойти к нему с правильным ответом, но побоялся, что он подумает, будто правильный ответ был накануне вечером подсказан мне папой. Я решил, что исправлять ситуацию будет пустой тратой времени. Пятьдесят лет спустя это все еще беспокоит меня, хотя я понимаю, что давно пора об этом забыть.